«Огромное желание снимать фильмы осталось» О журналистке и документалистке, которая вынуждена и готова начать с нуля

Все выпуски проекта «Живые» можно прочитать здесь.

Невозможно рассказывать новости, не называя всё своими именами

— Давайте сразу обговорим: я нахожусь в России, а значит для меня безопасны только два варианта в описании случившегося: «спецоперация» и «24 февраля».

26 лет проработала я в ТВ2. Это было одно из первых независимых региональных СМИ. В Томске на этом телевидении выросло поколение. Это когда к тебе подходит взрослый человек и говорит: «А меня в детский сад будили под программу „Успеваем“». В Томске, наверное, не осталось ни одной семьи, у которой с ТВ2 не было бы личной истории. Все спешили поужинать, чтобы посмотреть программу новостей «Час Пик»… Это была гордость Томска, её бренд. 23 ТЭФИ — высшие телевизионные награды. 

В 2014 году, после Крыма и с приходом нового губернатора, которому очень хотелось иметь на нашем месте полностью подконтрольное СМИ, уничтожили телевидение ТВ2.

А после 24 февраля этого года уничтожили и Агентство новостей ТВ2. Роскомнадзор заблокировал нас одними из первых. Можно было бы работать через VPN, но редакция приняла решение закрыться. Невозможно рассказывать новости, не называя всё своими именами, и подвергать журналистов опасности административного и уголовного преследования за слова.

«Зачем спасать этот мир, если в нём есть слово „война“»

Когда все это случилось, я была без связи в горах Алтая. И ничего не знала. Когда через неделю я поднялась на гору и словила сигнал сотовой связи, то позвонила дочери, чтобы сообщить радостную новость — мол, её мама совершила свое первое в жизни восхождение. А дочь заплакала и сказала: «Мама, а ты знаешь…». А я не знала.

3 марта я возвращалась в другую страну, в город, где уже не было ТВ2 и моей любимой редакции. В автобусе, когда появился интернет, я, как в фильме «Пятый элемент», прочитывала залпом тысячи новостей, накопившиеся за эти дни и не понимала «зачем спасать этот мир, если в нем есть слово „война“».

А ведь этот год так замечательно начинался. 

Впервые за последние годы нашей небольшой редакцией в десять человек мы позволили себе новогодний корпоратив в кафе, а не просто пиццу на заказ. Потихоньку зарабатывали рекламой, неплохо шёл краудфандинг. Я ездила в экспедиции и снимала документальные фильмы об истории Сибири и народов, её населявших — и этот проект существовал исключительно на донаты. Чтобы не пополнить идиотские списки иностранных агентов, мы собирали донаты через патриотичную яндекс-кассу, ни копеечки не могли нам отправить из-за границы жители того же Казахстана, Белоруссии или Украины. В конце фильма я всех, кто помогал проекту, отмечала в титрах. И это был еще один приятный момент взаимодействия со зрителем.

Те же зрители предложили мне создать клуб любителей «Экспедиции ТВ2», где мы могли бы встречаться и разговаривать о путешествиях, и делиться историями родного края. Они же предложили создать телеграм-канал. Последний я завести успела. Но новостей в нём до 24 февраля вышло немного.

«Я совершила преступление? Нет, я просто честно работала»

Последний фильм, что я успела снять до спецоперации назывался «Крым наш». На этом названии настоял главный редактор, хотя я понимала, что ютюбу это название не понравится. Это фильм про небольшую вымирающую деревеньку на юге Омской области, которую основали столыпинские переселенцы из Украины и назвали Крым. То есть это реально наш, сибирский Крым, который никому, кроме его жителей, не нужен. Если бы я знала, снимая этот фильм, что случится буквально через месяц…

Потом была депрессия. Метания — уехать или остаться? Страх при любом стуке в дверь. Ожидание, что её начнут выбивать наши правоохранительные органы с автоматами. Я совершила преступление? Нет, я просто честно работала. 

Четверо человек из редакции через неделю после начала спецоперации уехали из страны. Знаю, что это было непросто — бросить всё и уехать с одним чемоданом. Но они уезжали семьей, а это самое ценное в нашем мире. Сейчас те, кто уехал, делают проект «Очевидцы. 24.02.2022». Ютюб, на котором до 24 февраля фактически выходили только фильмы и публиковался архив новостей, стал основной ТВ2шной площадкой. А я полгода как безработная. «Доедаю баню». Несколько лет копила, мечтая построить баньку у себя на даче, но не успела.

За эти полгода у меня были предложения о работе, в том числе — вести один новостийный сайт. Но я даже не стала объяснять людям, почему для меня в России это неприемлемо. Просто отказалась.

А вот огромное желание снимать фильмы осталось. Более того, меня неожиданно стал поддерживать мой зритель. Мне писали письма. Один человек оплатил последнюю из запланированных ещё до 24 февраля экспедиций и съёмки фильма про шаманов. Выкладывая его, я была уверена, что youtube забанят в России со дня на день. На тот момент я вообще не видела никаких перспектив, расценивая происходящее как запрет на профессию. В том числе поэтому я отказалась вести курсы для студентов-журналистов. Я вела их последние шесть лет, и мне очень нравилось преподавать. Несколько человек в редакции были моими воспитанниками.

«Я буду ездить и снимать одна»

Всё это время я думала, что же мне делать. Как остаться в профессии в полном согласии с совестью и не сесть при этом в тюрьму? Так я придумала проект «Отшельники». Ведь те, кто живет вдали от цивилизации, в глухих уголках нашей огромной родины, без дорог, без связи и телевизора, вполне возможно, даже не знают о последних новостях 21 века.

Но теперь это будет другой формат съемок. Я буду ездить и снимать одна. Сейчас учусь сама монтировать. Буду жить на месте съёмок не два-три дня, а неделю, две, чтобы не просто быть сторонним наблюдателем, а хоть немного вжиться в историю. Это будут истории без закадрового текста, просто фиксация того, что говорят, чем занимаются и что думают о себе и о жизни эти люди.

Кстати, во время поиска тем и локаций для этого проекта был вариант снять кино с отшельником, который дал обет молчания. Я просто представила как отдохнет наш зритель на этом фильме от информационного шума. Мне кажется, это отличная идея для кино! Но отшельник летом покинул заброшенную деревню, в которой жил, а куда ушёл, выяснить пока не удалось.

Но «отшельнических» тем много. Жизнь на маяке в одном из отдалённых мест Балтийского моря. Жизнь в заброшенной деревне на русском Севере. Старообрядческие скиты. Последние представители коренных малочисленных народов, живущие в родовых местах. Для кого-то отшельничество — осознанный выбор, как например, для старообрядцев или людей, решивших что жизнь в цивилизации не для них. Кто-то оказался отшельником поневоле: нет документов или денег уехать. Последние — обычно старики, которых в деревне осталось один, два человека. Они прожили на этом месте большую часть жизни и помнят историю этих мест. Не всегда славную, так как вымирают прежде всего малопригодные для жизни территории, которые заселялись насильно — например, во времена сталинских репрессий.

Так я и написала в презентации проекта для российской краудфандинговой площадки «Сила слова». Эту площадку создал Альянс независимых региональных издателей (АНРИ). Сейчас, в условиях практически полного уничтожения независимых СМИ в России, АНРИ тоже приходится тяжело. Но глаза боятся, а руки делают. Надеюсь, мы соберём на этот проект средства. 

Съёмки первых двух фильмов планирую в Ханты-Мансийском автономном округе и на Кольском полуострове. Это, к сожалению, очень затратно по транспортным расходам (перелёт, бензин, аренда снегохода или лодки). С некоторыми отшельниками уже есть договоренность о съёмках. С другими пока ищу пути-выходы. Дозвониться и узнать, вообще на месте человек или нет — не так-то просто.

Как и прежде, каждого, кто поможет проекту, отмечу в титрах. Это обалденное чувство единения, когда ты набираешь чьё-то имя и фамилию — человека из какого-нибудь Кудымкара, который приходится искать на карте страны, чтобы понять, где это вообще.