«Для меня важно было, чтобы текст вышел таким, как я его задумывала»

Журналистка Ольга Мутовина о том, стоит ли ради хорошего репортажа ссориться с родственниками и знакомыми

Ольга Мутовина
В апреле в журнале «Люди Байкала» вышел материал про фельдшера из деревни Никилей. Работать над текстом мне было сложно, в том числе потому, что с этой деревней меня кое-что связывает.

С фельдшером Натальей Чемякиной мы знакомы с моего детства. Она спасла меня от аллергического шока, когда меня укусила пчела. В то лето я приехала на каникулы к бабушке в деревню. У деда были пчёлы. Однажды вечером, когда я проходила мимо улья, пчела запуталась в моих волосах и укусила меня в голову. Я стала задыхаться. Бабушка срочно повела меня к фельдшеру домой. Тётя Наташа, как я тогда называла Наталью, сделала мне инъекцию, приступ удушья прошёл. После этого случая мы несколько раз встречались с фельдшером в деревне.

Нынешней весной я приехала к ней в новом качестве — не как чья-то родственница, а как журналист. Я готовила материал о работе деревенского фельдшера. Этого фельдшера и эту деревню я знала хорошо, поэтому и выбрала их. Наталья была очень рада меня видеть, всячески пыталась помочь моей работе. Подробно отвечала на все вопросы, брала меня с собой на вызовы, даже в неблагополучные семьи и неприглядные дома.

Я Наталье сразу объяснила, что прогуливаюсь с ней по деревне и подробно расспрашиваю о её работе не из праздного любопытства. Я приехала по заданию редакции, а все наши разговоры записывает диктофон. Тогда мне казалось, что моя собеседница меня поняла.

Наталья у себя дома. Фото: Антон Климов

Проблемы возникли, когда текст был готов. Материал я показала своей родственнице, которая жила в Никилее. Её я попросила уточнить достоверность некоторых эпизодов, описанных в материале. По ошибке родственница отправила текст санитарке, которая работает в медпункте. От неё материал, разумеется, попал к Наталье.

Фельдшеру текст сильно не понравился. Имена пациентов в материале я изменила, но она испугалась судебных исков о разглашении врачебной тайны.

Она оказалась не готова к тому, что я напишу, в том числе, о неприятных вещах, связанных с деревней. Об убийствах, о самоубийствах, о распространении ВИЧ-инфекции в маленьком населённом пункте

Даже в этот визит для Натальи я осталась маленькой девочкой, которую она подхватила на пороге своего дома и откачала от приступа. Она понимала, что я буду писать текст про неё и про Никилей. Но не думала, что это будет так больно. Что я буду копать настолько глубоко. Что мне придётся вывернуть деревню наизнанку.

Я, когда писала текст про фельдшера, тоже боролась с той маленькой девочкой внутри себя. Никилей — родная мне деревня, там до сих пор живут знакомые и родственники. Не хотелось ссориться ни с кем из них. Но как журналист я пообещала себе, что буду объективна и не позволю личным отношениям повлиять на качество текста.

Наталья на работе в фельдшерском пункте. Фото: Антон Климов

Мне писали родственники, пытались договориться. Звонил муж Натальи, призывал к совести, рассказывал о договорённости, которая якобы была у нас с Натальей. Что я пообещала написать не обо всём. Объяснял, что из-за меня фельдшера засудят недовольные пациенты. Но для меня важно было, чтобы текст вышел таким, как я его задумывала. Поэтому накануне и сразу после публикации я отключила телефон. Текст в журнале появился без изменений.

Передо мной выбор — подготовить качественный материал и пойти на конфликт с деревенскими или убрать некоторые подробности из текста и сохранить отношения — был очевиден. Поэтому в ближайшие несколько лет, пожалуй, воздержусь от поездок в Никилей к родственникам.