​​«Журналист – не попутчик. Попутчик уносит историю с собой, а журналист рассказывает другим»

— Насколько я понял, истории в книге ранее были отдельными публикациями, с разными темами, конфликтом, героями и локациями. Откуда появилось желание выпустить истории на бумаге и получилось ли создать логически цельную завершенную книгу?

— Мне хотелось рассказать, что стоит за публикациями, потому что читатели все время спрашивают о судьбе героев. Даже через полгода-год я могу получить сообщение «А что случилось с героями?», «Как у них дела?» Иногда в «Таких делах» мы даем флешбэки, рассказываем о том, что случилось с персонажем после выхода текста. Это бывает не со всеми материалами и нечасто. После публикации ничего не заканчивается, после выхода текста с героями что-то происходит, а ситуация меняется. Журналистика имеет влияние. В целом, хотелось бы позитивного влияния, потому что все-таки подспудно имеем в виду, что поменяется в лучшую сторону. Даже если ничего видимого глобального не происходит, то в жизни героев после текстов все равно какие-то изменения случаются.

Во-вторых, мне хотелось показать начинающим молодым журналистам, как делаются такие истории, чтобы книга была полезной еще и тем, кто пишет. Когда читаешь о том, как собирался материал, что происходило за кадром, о чем переживает журналист — думаю, это полезно.

В книге собрано много общих принципов сбора фактуры, в целом описана работа над репортажем. Очень полезно будет почитать тем, кто собирает фактуру в поле. Я в свое время читала похожие книги и меня они всегда вдохновляли. Конечно, я не думала, что напишу такую сама, но, надеюсь, она, правда, будет кому-то полезна. Отзывы от коллег уже приходят. Пишут о приемах, которые ранее не знали. О разрешенных сомнениях, вопросах, правильно ли поступали. О том, как говорить с человеком в беде, залезать ли глубоко в душу, правильно ли потом долго переживать или стоит закрыть тему и двигаться дальше.

Когда книга собиралась, мне хотелось показать, что несмотря на то, что мы много пишем про боль и страдания, про безнадегу, все-таки есть свет. Хотелось поделиться впечатлениями, тем, что переживают журналисты в поле и после командировки.

— Вам показалось, что постов в соцсетях недостаточно?

— Истории в соцсетях не были такими подробными как в книге. Посты были короткими и забавными.

— Что объединяет все эти истории?

— Социальная журналистика, опыт журналиста в этой профессии. Возможно, человеческие судьбы, что происходит с героями.

— Я на прошлой неделе смотрел фильмы фестиваля документального кино. Не знаю, когда это началось, но люди стали больше допускать в свою жизнь документалистов? Как вам кажется, на это повлияли соцсети, когда жизнь многих на виду?

— Мы стали более открытыми и это благодаря блогерам, которых не счесть. Люди делятся личным, видят, что на это можно получить адекватный отклик, — я имею ввиду комментарии в соцсетях, — и становятся открытыми. И документалистика развивается, она становится качественной и популярной.

— А как это у вас, как много у ваших героев табуированных тем? Как вы с ними договариваетесь, о чем писать, о чем нет? Насколько герои допускают вас в свою жизнь?

— Я когда вижу, что человек волнуется, сразу говорю, что он может рассказать не под запись. Если он не готов рассказывать, я это приму. Но при этом часто бывает так, что в процессе разговора собеседник располагается, успокаивается и доверяет вещи, которые он не собирался доверять. В этом смысле помогает более полное погружение в героя. У меня бывает, что я приезжаю к человеку снова и снова, хотя могла бы ограничиться одним визитом. Все это делается для установления доверия и чтобы получить больше, чем я изначально рассчитывала получить и он хотел рассказать. В целом, границ нет, но я никогда не буду заставлять человека делиться тем, чем тяжело делиться. Если я вижу, что он готов и хочет, то я спрашиваю. Если не готов, я не трогаю.

— Открыть что-то другим людям — это всегда решение героя?

— Конечно, да.

— А вы себе границ не ставите? Насколько можно вмешаться и изменить жизнь человека?

— Я не беру на себя такую роль — изменить жизнь человека. Если что-то происходит, это всегда совместная работа — моя, читателей, которые репостят, чиновников, которые включаются и решают что-то поменять, и самого героя. Очень часто героям объясняешь, что от того, что они расскажут, многое зависит.

По поводу границ: их нет, если только это что-то не аморальное и не может навредить.

— Все взрослые, сами принимают решение, что рассказывать и насколько открываться, но не все могут понять возможную угрозу.

— Да, журналист должен держать руку на пульсе. Не бежать за горячей информацией, и понимать, к чему может привести ее обнародование.

— Откровения героя можно сравнить с исповедью попутчика в вагоне поезда?

— Я бы так не сказала. Бывает, что люди, разговорившись, именно так воспринимают журналиста, а потом удивляются, что это где-то опубликовано и оказывается всеобщим достоянием. Никогда не считала себя попутчиком, попутчик уносит историю с собой, а журналист рассказывает историю другим. Это разные вещи.

— Воспринимая журналиста как попутчика, герой после выхода текста может обидеться, заблокировать журналиста и не отвечать на звонки.

— Да, и потом могут быть претензии, что ты что-то опубликовал: «Я же вам просто рассказывал». При этом на столе лежал диктофон, ты представился журналистом и это было интервью. Если он доверился и расслабился, то это не вина журналиста. Я не попутчик и всегда стараюсь об этом говорить. Даже во время интервью, когда я вижу, что человека «несет», я ему напоминаю, что идет запись.

— У вас есть история про орнитологов «Бердмены», за которую вы получили премию «Редколлегия». Вы пишете, что дома ученых со временем стали похожи на гнезда. Насколько вы сами глубоко погружаетесь в своих героев, их историю? Не ощущали ли вы себя птичкой с орнитологическим кольцом после этой командировки?

— Удивительно, что вы сейчас об этом спросили. У меня сейчас на шее цепочка с орнитологическим кольцом. Но, конечно, я себя птичкой не ощущаю, скорее, съехавшим с катушек журналистом. Буквально неделю назад я вылезла из озер в Присурском заповеднике. Мы там с учеными, которые пытаются поймать выхухоль, в забродах бороздили озера по горло в ледяной воде. Наверное, можно было бы обойтись и без такого опыта, точно так же как на орнитологической станции можно было не подрываться в четыре утра и не бежать по ловушкам, но чтобы понять, как делается дело, нужно в нем поучаствовать. Я не люблю слушать рассказы со стороны, мне гораздо больше и интереснее передать атмосферу, когда я все вижу своими глазами и пробую. Я всегда так работала, это у меня с детства желание — везде сунуть свой нос.