«Одна из целей — борьба с равнодушием»

Наш собеседник — основатель «Вектора» и студент Максим Петровский.

Хотелось сделать хоть что-то

Запускались мы после начала боевых действий в Украине. Это был июнь 2022 года. Я в тот год только выпустился из школы. Помню свою усталость после загруженного 11-го класса, хотелось чего-то другого. Это было довольно трудное время: уже тогда заблокировали довольно много сайтов.

Прекратить всё происходящее ни один человек, ни даже большая организация не могли, но хотелось сделать хоть что-то. И я решил, что у если меня есть куча свободного времени, желание писать, есть умение хоть из-под земли достать контакт человека, с которым я хочу поговорить, почему бы не создать своё медиа. Я запустил независимое издание, чтобы посмотреть, что из этого получится. Тогда это был фактически мой индивидуальный телеграм-канал, и я там не рассказывал, кто я и откуда.

С тематикой на тот момент определился ещё не до конца. Изначально «Вектор» планировался как научно-популярный проект: мы разговариваем с экспертом на те или иные темы, рассказываем какие-то важные вещи и таким образом развенчиваем пропагандистские мифы или даём информацию, которую в условном ТАССе прочитать не получится. Не было идеи сделать новую «Медузу», «Инсайдер» или «Вёрстку», да и сейчас нет таких планов и амбиций.

Канал изначально не был привязан к какому-либо региону. В этом смысле мы, я думаю, находимся в более выгодном положении, нежели наши коллеги из «Грозы». Они запускались как региональное медиа в Казани и больше двух лет работали только там. Это привело к определённым проблемам и повлекло за собой определённые риски. На них очень быстро обратили внимание силовики, администрации вузов именно в Казани.

Мы нацелены на студенческую аудиторию, но знаем, что среди наших читателей есть люди и более старшего возраста. Например, родители старшеклассников или студентов, которым интересно, что происходит в молодёжной среде. Это не очень большая часть наших читателей, но они есть.

По поводу «хороших» и «плохих» новостей. У нас есть абсолютно чёткое понимание, что когда происходит катастрофа, мы не можем притворяться, что всё хорошо.

Да, хорошие новости тоже бывают, и если они достаточно важные, мы пишем и о них тоже. Но хороших новостей, прямо скажем, сейчас не очень много.

Мы обязательно напишем, например, если кого-то отчислят за участие в пикете. Руководство вуза не уполномочено отчислять за что-то, не связанное с успеваемостью. Это входит не только в юридические рамки, но и в рамки здравого смысла. Одно дело просто вести пропаганду на занятиях, другое дело — настолько резко обходиться со студентами. И неважно, в каком вузе это произошло, даже если где-нибудь в Казахстане.

Если в иностранных вузах происходит что-то важное, значимое, мы об этом пишем. Например, у нас была статья о том, как Афганистане девушкам запретили посещать университеты. Это была не наша статья, она вышла в одном афганском издании. Мы её нашли, перевели на русский и выпустили.

Возникнет проблема — будем решать

Мы решили, что изначально площадка будет в телеграме, а потом посмотрим. Совершенно не было желания писать чтобы то ни было во ВКонтакте. Понятно, что такого характера ресурсы могут блокировать даже при условии соблюдения российского законодательства, как это было, например, с «Новой газетой». Той же «Грозе» заблокировали и сайт, и все страницы во ВКонтакте, включая страницы региональных филиалов.

Мы обсуждали вопрос запуска второй площадки. У нас было три варианта: твитер, инстаграм и ВКонтакте. Методом исключения выбрали твитер. Пока не очень занимались его раскруткой, но планируем. ВКонтакте — это, безусловно, выход на очень большую аудиторию, этим надо будет заниматься в будущем и, скорее всего, несмотря на все риски, нам надо выходить на эту площадку. Возникнет проблема — будем решать.

Сейчас у нас есть определённая тематика. Мы специализируемся на высшем и школьном образовании в России. И немножко на молодёжной политике. В этих рамках думаем над темами, материалами и т.д.

Идеал, к которому мы стремимся, выглядит примерно так: тексты, которые освещают важные проблемы и которые с точки зрения фактчекинга такие, что нас не поймать на лжи, даже если очень захочется. Тексты, написанные политически нейтральным языком. В идеале, их обсуждают в местных пабликах, каналах. Например, написали мы про Курск, и в Курске это обсуждают. Это про один тип текстов.

Понятно, что это может быть утопичным, но мы хотим стать известными в студенческой сфере. Чтобы было понятно: если об этом напишет «Вектор», это обрастёт шумом, и руководству вуза придётся как-то реагировать: либо нелепо отмалчиваться, либо решать проблему, о которой мы рассказали. Понятно, что в этом случае нам будут пытаться создать проблемы. Не хочется говорить «пусть создают, посмотрим». Всё-таки стараемся не создавать себе проблемы, если их можно не создавать.

Второй формат — объяснительная журналистика. 24 февраля мы взяли интервью у Льва Шлосберга про войну в Афганистане. Потом — у сопредседателя «Голоса» Станислава Андрейчука про то, как российские учителя используются для фальсификации выборов. Это материалы, которые объясняют молодым читателям, которые не очень доверяют тому, что им рассказывают в системе образования, и у них на это есть все основания...

Давления пока не было, но это может произойти в любой момент

Сначала мы пытались набирать людей по знакомству, но знакомые, которые могли бы в подобном проекте участвовать, быстро закончились. Сейчас нас меньше десяти человек. Двое из них пришли через этот прекрасный сервис «ГЛУШ». У нас нет коренных петербуржцев или москвичей. Некоторые учатся в Москве, но сами из регионов.

Редакционная структура не вертикальная. Последнее слово за мной, если произошли какие-то разногласия, но мы стараемся выстроить горизонтальную структуру. Моё слово у нас не закон. Я могу возражать, высказываться, но меня можно и переубедить. Все важные решения принимаем консенсусом. Даже если один сотрудник принципиально против, мы примем какое-то другое решение. Общего алгоритма для подбора тем нет — просто кто-то из редакции предлагает идею, мы её обсуждаем и берём в работу.

Одно время я сам занимался редактурой, дизайном, безопасностью и т.д. Это очень тяжело, это выматывает. Централизованная структура сама по себе не очень хороша и может приводить к бедам самого разного уровня.

У нас нет никаких источников финансирования. Мы абсолютно волонтёрский проект. Все сотрудники, включая меня, работают бесплатно. Мы думали на тему монетизации — запустить донаты или ещё что-то. Но решили пока не обсуждать этот вопрос, поскольку у нас очень маленькая аудитория, и мы не соберём столько денег, чтобы содержать команду. Наверное, можем эту тактику пересмотреть, но это не вопрос ближайшего времени.

Одна из целей, которую мы ставим перед собой — это борьба с равнодушием. Мы пишем новости, которые показывают, что — вот, ты студент или старшеклассник, и вот таким, таким и таким образом политика касается тебя лично.

Это важный аспект нашей работы. В моём представлении основная цель наших сотрудников — показывать важные вещи, соблюдая ограничения таким образом, как будто их нет. Очень аккуратно подбираем слова, чтобы не было очевидно, что мы стараемся запреты обходить. Мы считаем, что нужны медиа, которые освещают проблемы студентов и остаются при этом неподконтрольными кому бы то ни было.

Давления со стороны силовиков или чиновников пока не было, но мы держим в голове, что это может произойти в любой момент. После того как к DOXA и «Грозе» приходили с обысками... Здесь, конечно, не прямо такая ситуация, что мы следующие, но мы понимаем, что и за нами могут прийти. Пока прецедентов не было. Наверное, это связано и с тем, что мы на данный момент не очень известное медиа. Мы не очень сильно себя раскручивали. Понятно, что чем больше мы будет становиться, чем больше злободневных материалов мы будем выпускать, тем большее внимание контролирующих органов будем привлекать.

Мы ведём себя более осторожно — и с точки зрения редакционной политики, и с точки зрения соблюдения законодательства. Но в целом понимаем, что даже это не купирует полностью все риски.

Сейчас в России никто стопроцентную гарантию безопасности дать не может. Никто не может гарантировать, что если ты будешь писать так и так, ничего тебе не будет.

Иностранных агентов мы не маркируем. Мы не зарегистрированное СМИ, и российские законы не обязывают нас это делать. Некоторые издания ставят маркировку, даже несмотря на отсутствие лицензии, мы в подобной перестраховке не видим смысла.

Редакционная политика у нас не прописана, но есть внутренние документы, в которых прописаны некоторые вещи. Например, наша стилистика, тематика. Принципы журналистской нейтральности постоянно обсуждаем... Мы к этому стремимся, скажем так. У нас прописано в одном из редакционных документов, что мы в текстах не высказываем своё мнение, отношение вообще. Стараемся писать нейтральным языком.

Сослаться можем и на ТАСС, и на «Медиазону». Кто-то увидит, что мы сослались на ТАСС и скажет, что мы пропагандистская помойка и читать её не стоит. Будут другие, кто увидит «Медиазону», скажет что мы «пятая колонна». Кто-то скажет: «Ок, ну ссылаются и ссылаются, их право». Вопрос о том, какую позицию мы занимаем, если мы её не декларируем — это вопрос домыслов читателей. Это вопрос того, как считывают то, что мы пишем.

У меня есть ответ на вопрос, при каких условиях я уеду

На будущее хотелось бы надеяться: что бы ни происходило, мы найдём способ работать в этих условиях. Я могу сейчас говорить о наших планах, но, как я сказал, моё слово — не закон. И мои сотрудники потом могут с ними не согласиться и упрекнуть меня в том, что я об этом рассказал.

Мы хотим довольно часто выпускать авторские материалы. Например, про нарушение прав студентов в вузах. Довольно типичная ситуация, например, когда студентам дают общежитие не на весь срок учёбы, а только на один год. и далеко не все знают, что это незаконно.

У нас появится деление на отделы. Сейчас его нет. Люди, которые пишут новости и авторские тексты одни и те же, то есть пока нет даже этого, самого простого разделения. Но если смотреть на перспективу 1–2 года, мы совершенно точно начнём разделять обязанности.

Надежда на то, что ситуация в стране изменится — неважно по каким причинам, но изменится — есть. Не скажу, что это наш главный мотиватор, и мы на эту идею работаем, но нам станет значительно легче дышать. Даже если произойдёт хотя бы малейшая оттепель, у нас будет приток мотивации и, возможно, мы станем вести себя как-то иначе.

Но пока что мы находимся в ситуации, когда риски только нарастают, и даже юристы не могут толком сказать, что можно делать, а чего нельзя.

Поэтому работаем как можем. Пытаемся ходить по самой грани того, что разрешено российским законодательством.

Я нахожусь в России. И почти вся редакция в России. Держу в голове, что необходимость эмиграции у меня может появиться, не исключаю. У меня есть ответ на вопрос, при каких условиях я уеду: если увижу угрозу моей жизни и здоровью. Сейчас я такой личной угрозы не вижу. Я студент. У меня есть отсрочка. Понятно, что это никакая не гарантия. Понятно, что риски сейчас либо остаются такими же, либо увеличиваются. И ситуацию, при которой нашей команде или её части придётся оставить всё и уехать, мы, к сожалению, должны держать в голове. Не думаю, что у нас есть люди, готовые сесть в тюрьму ради того, чтобы продолжать своё дело, хотя мы пока и не обсуждали такую перспективу.