«Любопытному на рынке прищемили нос в корзинке»

Статья Ирины Бабичевой «Я тебя отвоюю. Как жёны и матери заключённых мешают отправлять их на Украину» вышла в «Сети городских порталов» 29 сентября 2022 года.

Как возникла тема

— 1 сентября у нас на портале был традиционный онлайн, посвящённый началу учебного года, и все журналисты поехали по школьным линейкам. В это время мне написал знакомый заключённый одной из местных колоний: мол, тут такое, вчера прилетали нас вербовать. К тому времени сообщения о вербовке заключённых уже появлялись в других регионах, но про Ростовскую область ещё никто не писал.

Я приехала в редакцию, редактор одобрил тему. Я поговорила с первоначальным источником, потом опросила ещё несколько человек — заключённых из разных колоний и правозащитников. Все говорили одно и то же: что прилетал лично Пригожин и предлагал осуждённым кровью смыть их грехи. Параллельно я дозвонилась пресс-секретарю ГУФСИН по Ростовской области, и он сказал, что «эта информация не соответствует действительности». Мой вопрос, какая именно информация не соответствует действительности, он проигнорировал. Видимо, у них была установка именно так отвечать.

Я отправила запрос в компанию «Конкорд», которая связана с Евгением Пригожиным. К моему удивлению, ответ пришёл в течение часа. В моей практике это самый быстрый ответ пресс-службы на запрос, отправленный по почте. Правда, он был нецензурным: «Любопытному на рынке прищемили нос в корзинке... Не суйте свой нос туда, куда собака свой *** не суёт!».

3 сентября мы выпустили первую заметку — с рассказами заключённых, комментариями правозащитников, ФСИН и Пригожина.

У меня неоднократно такое было: я общаюсь с каким-то человеком для расследования, а он либо сомневается, либо как-то предвзято относится. Я говорю, что мы об этом уже писали и сейчас делаем более подробный материал, и либо присылаю ссылку на эту заметку, либо человек сам её находит, и у него возникает больше поводов доверять журналисту.

Как нашлись герои

— Всего по теме у меня было четыре кейса. Они пришли к нам по-разному. Одни — через правозащитников, другие — из обращений в редакцию после той самой первой заметки.
К тому моменту многие СМИ уже писали о том, что заключённых вербуют. Мне не хотелось повторяться. Я решила взять две истории, где люди действительно боролись или хотя бы пытались бороться за своих родных.

Возможно, вам пригодится. Сервисы для поиска людей и контактов в нашей «Коробке с инструментами».

Сначала мне написала мать заключённого из Тверской области, которая не смогла уберечь своего сына от вербовки. О том, что его отправляют в Украину, сын сообщил ей по телефону и потом долго не выходил на связь. Она была в панике и не знала, что делать. Она просила написать об этом, но не хотела называть имя сына. А для нас это ключевая вещь: мы готовы обеспечивать анонимность, но нам самим важно знать, про кого мы пишем. Нам нужны фотографии и прочие документы, которые позволяют идентифицировать человека. В итоге личность сына она всё-таки подтвердила.

Я спросила, что она знает наверняка, и посоветовала ей обратиться в колонию — либо съездить самой, либо написать запрос на свидание с сыном. Она съездила туда и узнала, что её сына этапировали в Ростовскую область. Я попросила, чтобы она взяла с них письменный ответ, и она его получила. Кстати, на встречу с сотрудником колонии она ходила с диктофоном, но это не я ей посоветовала.

Мне было важно также найти кейс с удачным концом. Хотелось, чтобы читатель, который случайно нагуглит этот текст, понял, что не надо сидеть сложа руки и лучше что-то делать, и тогда есть шанс из этой ситуации выкрутиться.

С Ириной Мащенко — женщиной, которой удалось добиться, чтобы её мужа не стали забирать на фронт, хотя он первоначально согласился участвовать в спецоперации — меня связали правозащитники. Она охотно рассказала свою историю. Более того, она настаивала на том, чтобы её имя и имя её супруга были опубликованы без изменений, потому что она считала, что это гарантирует им безопасность.

В итоге в текст вошли две истории — с удачным концом и нет, такое комбо получилось.

Как верифицировался эпизод с вербовкой

— О том, как проходила вербовка в константиновской ИК-5, помимо Ирины, которая пересказала слова мужа, мне рассказали ещё два человека из этой же колонии.

Этот приём, кстати, довольно часто меня выручает, когда спикер в принципе не хочет говорить. Тогда я предлагаю: давайте вы ничего не будете мне рассказывать, я уже кое с кем пообщалась, просто подтвердите несколько фактов. И я иду по этому опроснику, и где-то на шестом вопросе человек, как правило, перестаёт отвечать односложно и начинает давать развёрнутые ответы.

Ещё в моём тексте приводится цитата с видео, на котором запечатлён момент вербовки заключённых в колонии в Марий Эл. Я понимаю, что когда статья вышла, об этом видео успели написать абсолютно все. Но я посчитала важным его упомянуть, потому что там человек, похожий на Пригожина, говорил то же самое, что мне рассказывали свидетели. Некоторые заключённые пересылали мне это видео со словами «это то же самое, что было у нас».

Как создавался эффект присутствия у стен колонии

— Попасть в любую российскую колонию можно только через аккредитацию ФСИН, и это, в общем-то, бессмысленно, потому что тебя будут водить по показательным отрядам, которые для того и существуют, чтобы водить по ним гостей и журналистов. Поэтому для достижения эффекта присутствия возле колонии я пользовалась фотографиями и видео, которые сняли по моей просьбе родственники заключённых, а также снимками с сайта ГУФСИН.

У нас на обложке текста стоит фотография пресс-службы ГУФСИН с новеньким ярким забором, который как будто только вчера поставили. В Google по поиску находились другие фотографии. Я спросила у Ирины Мащенко, как выглядит колония на самом деле. Она рассказала про серый пыльный забор, который уже довольно плох. Я уточнила, что значит плох, и она сняла его на камеру. На одной из фотографий я увидела черноту под колючей проволокой, которая однозначно идентифицировалась как плесень. Она прямо очень заметная, от неё разводы идут. Ещё я спрашивала у Ирины — это не вошло в текст — сколько минут идти от колонии до Дона.

Сделать фотографии внутри колонии ни один родственник не мог, потому что у них отбирают телефоны на входе. Поэтому, чтобы описать храм и плац возле него на территории ИК, я использовала фото с официального сайта ГУФСИН.

Как происходило взаимодействие со ФСИН и другими структурами

— Как я уже говорила, когда мы готовили заметку о вербовке заключённых, пресс-служба ГУФСИН по Ростовской области дала короткий комментарий о том, что «информация не соответствует действительности».

Я писала много критических текстов про колонии, которые ФСИН, как я предполагаю, вряд ли могли понравиться. Про пытки, про тюремную медицину. Общение было сухим, но такого тотального игнора ни разу не было. Сейчас я делаю ещё один текст про колонии, и для него я смогла получить ответ от ФСИН. Не могу сказать, что он меня устраивает, но, тем не менее, он есть. Похоже, тема вербовки заключённых для ведомства была слишком болезненна.

Несмотря на игнор со стороны ГУФСИН, нам удалось установить номер колонии в Ростовской области, в которую предположительно свозили завербованных заключённых из других регионов. Она упоминалась в нескольких письмах от руководителей разных региональных управлений ФСИН, которые адресовались родственникам этапированных в ответ на их запросы о свидании с близкими. Эти письма мы получили либо через правозащитников, либо напрямую от родных. Эти люди не были знакомы друг с другом, у них были похожие ситуации, поэтому мы склонны этой информации доверять.

Но номер этой колонии в статье я не упоминаю. У нас после 24 февраля в приграничных районах уже были разные ЧП. Мне не хотелось указывать конкретное место, чтобы потом с ним и с людьми, которые там находятся, что-то случилось. Я потом с этим жить не смогу.

Читайте также. Как кубанские СМИ освещали крушение военного самолета в Ейске. Су-34 упал на многоэтажку вечером 17 октября

Другие региональные структуры, к которым мы обращались за комментариями, всячески избегали этой темы. Председатель местной ОНК даже после публикации нашей заметки предпочитал говорить, что ему неизвестно о случаях вербовки заключённых в Ростовской области. Более-менее содержательный комментарий на условиях анонимности дал другой член ОНК. А уполномоченный по правам человека в Ростовской области, который ещё год назад охотного комментировал тему заключённых, на этот раз не проявил никакой заинтересованности и заявил, что он «не при делах».

Какой была реакция после выхода материала

— После публикации текста мне написали около десяти женщин, которые оказались в такой же ситуации. Они спрашивали, к кому можно обратиться. В материале я специально вставила блок с инструкциями от правозащитников о том, что делать в таких ситуациях, и многие благодарили нас именно за эту информацию.

Пресс-служба ГУФСИН не ответила на запросы даже после того, как текст вышел. Еще мне в личку написал член ОНК в том духе, что заключённые едут в Украину добровольно, а значит их права не нарушены. И ещё благодаря тому, что пресс-служба «Конкорда» публикует ответы на поступающие им журналистские запросы, я вижу, что несмотря на объявление частичной мобилизации вербовка заключённых в российских колониях продолжается.

Встретился крутой текст в региональном медиа? Пришлите ссылку на info@gribnica.online, и мы постараемся поговорить с его автором!