«Я говорю, что мне это – вообще не надо!»

Очевидные приемы и неожиданные лайфхаки: авторы локальных расследований рассказывают, как преодолевали трудности в работе

Анастасия Сечина
В рамках цикла «Право на город» мы беседовали с авторами расследований локальных проблем. В частности, они рассказывали о трудностях, с которыми сталкиваются. Мы собрали наиболее типичные сложности и вновь спросили коллег — а как эти трудности преодолевать? Публикуем подборку ответов.

В рамках цикла публикаций мы рассказывали о том, как делались расследования проекта «Право на город. От общественного расследования к общественному участию». Это проект фонда «Так-так-так», в рамках которого журналисты из разных регионов России ведут расследования локальных проблем, вовлекая в эту работу активистов, юристов и экспертов.

Проблема: Отказ от общения

Одна из самых распространенных проблем в расследовательской работе.

Так, в расследовании «Она утонула» получилось поговорить только с одним из экс-чиновников мэрии, который имел отношение к контролю за благоустройством. Четверо других «кандидатов» отказались общаться, поскольку, для них было «неприемлемо» (так они сами говорили) беседовать с «представителем оппозиционных СМИ». Автор текста «Просто деревяшки» Екатерина Малышева также говорит о том, что чиновники сложно шли на контакт: «До последнего отказывались, с аргументом „Вы все переврете“».

Отказывались от общения не только чиновники. Желая узнать, как устроен строительный бизнес изнутри, автор текста про самострои Якутска Саша Александрова обращалась за комментариями в строительные организации, зарекомендовавшие себя на местном рынке с положительной стороны, но из этого ничего не вышло. «Думаю, рынок имеет свои подводные камни, связанные с большими деньгами, тесным взаимодействием с властью — например, в вопросах выделения земли. Никто не хочет без лишней необходимости про это разговаривать», — объясняет журналистка.

Что делать?

Убедить, что другая сторона заинтересована в том, чтобы её позиция была представлена. «Я говорю, что есть мнение только одной стороны, и не хотелось бы, чтобы выглядело однобоко. Так было с начальником областного комитета охраны памятников — он согласился на личный разговор только после этих увещеваний», — рассказывает Екатерина Малышева.

«Предлагаю озвучить свою версию, привести доводы. Предупреждаю, что материал выйдет в любом случае, но в случае отказа от комментария, это будет упомянуто в тексте. Работает, хоть и не всегда», — дополняет Андрей Мужщинский.

Взять измором. Это получилось с комментарием чиновников в тексте «Просто деревяшки». «Я добыла сотовый руководителя департамента и названивала ему», — говорит журналистка.

Обратиться за помощью к тому, кто вас знает. Так, несостоявшегося инвестора в тексте про уничтожение деревянной архитектуры Пензы уговорили на интервью с помощью местного активиста. А единственный согласившийся говорить застройщик в тексте про самострои пошел на контакт с журналисткой благодаря её знакомому адвокату — застройщик просил его представлять интересы компании в суде, и, предполагает Саша, согласился на комментарий, думая, что так он добьется согласия юриста стать его защитником.

«Поймать» нужного человека. «Можно „выцепить“ респондента, например, на общегородском мероприятии», — предлагает один из авторов расследования про пензенские троллейбусы Иван Финогеев.

Использовать информацию, которую можно найти в открытых источниках. «Если совсем не получается уговорить, то стараюсь использовать судебные акты или публикации в других СМИ, чтобы все таки продемонстрировать позицию респондентов», — говорит Саша Александрова.

Продемонстрировать незаинтересованность в информации. «Как бы странно это ни звучало. Так работает психика: человек не готов отдавать того, что представляет ценность. А я говорю, что „мне это — вообще не надо!“ и что поделиться своей точкой зрения — в интересах собеседника, иначе высказавшейся стороне достанется венец мученика, а в него полетят комья эмоциональной грязи. Человек чаще всего задумывается», — делится лайфхаком автор расследования про калининградский берегозахват.

Проблема: Игнорирование запросов информации или формальные отписки в ответ на запрос

Автор серии текстов про промышленное загрязнение реки Ольга Седурина говорит, что сложности были с Росприроднадзором — сначала он вообще не отвечал, а затем начал отвечать отписками. Ответы на запросы содержали, как правило, «минимум полезной информации», подтверждает автор расследования о троллейбусах Иван Финогеев, и в большинство случаев внятных комментариев добиться не удавалось. Андрей Мужщинский, автор расследования о незаконной рекламе, рассказывает, что ни один его запрос не был проигнорирован, однако «информацию выдавали очень дозированно».

Краткость — сестра таланта официального ответа на запрос журналиста

Что делать?

Продемонстрировать владение предметом и настойчивость. Возможно, выпустить «предварительную заметку» и таким образом показать, что работаешь над темой. Так, говорит Ольга Седурина, Росприроднадзор после первых публикаций стал не только отвечать по телефону и на письменные запросы, но также делиться неофициальной информацией. «Скорее всего, в организации поняли, что журналисты обладают информацией и будут очень настойчивы», — объяснила журналистка. Екатерина Малышева считает запрос недооцененным методом и также очень настойчива в получении ответов: «Звоню в приемные, канцелярии, уточняю, получили ли, называю выходные данные... Если вопрос важный и есть время — долблю до победного».

Отправлять повторные запросы, переформулируя вопросы. Готовя расследование о незаконной рекламе, Андрей Мужщинский «переписывался» с департаментом городского хозяйства полгода. С каждым новым ответом на его запросы возникали новые вопросы — так, по крупицам, набирался фактаж. «В новых запросах формулирую вопросы по другому, цепляюсь к фразам из прошлого ответа — мол, а можно поподробнее: кто, когда, почему? — рассказывает журналист. — Когда ты начинаешь собирать информацию для будущего текста, то обладаешь только стартовой информацией, гипотезой. И первый запрос — это только прощупывание почвы, чтобы разматывать клубок дальше. Это долгий, филигранный процесс».

Читайте также. Как написать запрос, чтобы на него ответили? Отвечает журналист саратовской «Версии»

Не наезжать. «Важно максимально корректно, точно и компетентно поставить вопросы — чтобы отвечающие поняли: журналист в теме и не наезжает, а хочет разобраться. Часто вижу у местных блогеров и „СМИ“ запросы-наезды. Кажется, на такие отвечать и правда не хочется», — комментирует Екатерина Малышева. «Вопреки расхожему мнению о запрете на „дружбу“ с пресс-службами, считаю, что всегда полезно налаживать связь и поддерживать доброжелательное общение», — соглашается коллега Саша Александрова.

Сказать в публикации всё, как есть. «Возможно, у активистов есть свободное время, чтобы годами бодаться с ведомствами, у журналистов его просто нет, — говорит автор расследования про берегозахват. — Поэтому фраза „отказался от комментариев“, „на момент публикации ответ не получен“ или „ответ на запрос был неполный“ — распространенное явление».

Идти на компромисс. «Компромиссы чаще бывают с коммерческими компаниями — там сложнее и правда, по ряду причин, — говорит Екатерина Малышева. — Они часто ссылаются на коммерческую тайну. Тогда мы уточняем, что такие-то данные по закону не могут быть коммерческой тайной и добиваемся ответа. Или просим поделиться, чем могут». Журналистка отмечает, что с бизнесом проще общаться лично, а не через запросы — компании идут на контакт, если понимают, почему важно дать комментарии (развеять миф, показать свою позицию и т.п).

Пожаловаться в прокуратуру. Иван Финогеев рекомендует апеллировать к статье 5.59 КоАП — она предусматривает ответственность за нарушение порядка рассмотрения обращений граждан. Но также можно пожаловаться на нарушение закона «О СМИ».

Писать запрос не от имени СМИ, а как частное лицо. Так старается делать Андрей Мужщинский, если «время терпит». «Да, ответ будет подготовлен не за семь дней, а за тридцать, но это надежнее», — говорит журналист. Особенно удобны обращения, отправленные через специальные формы на сайтах органов власти и ведомств: каждое регистрируется, сообщению присваивается номер, в будущем легко доказать факт отправки и, например, то, что ответ не был получен в установленные сроки. В некоторых ведомствах можно отследить весь путь рассмотрения обращения: «Иногда интересно наблюдать, как разные структуры мэрии перекидывают вопросы друг другу». Ещё один плюс подхода: журналисту ответ будет готовить пиарщик, который может его «подлакировать», а ответом частному лицу занимается рядовой сотрудник ведомства, а значит — в него могут проскочить вещи, которые пиарщик никогда бы не пропустил.

Проблема: Анонимность персонажей

Эта проблема возникла в тексте о якутских самостроях. По словам Саши Александровой, люди не хотели открыто рассказывать о своих проблемах. «Одни надеются на помощь в решении проблемы со стороны застройщика, другие — на помощь от властей. Поэтому воздерживаются открыто высказывать свое мнение, чтобы не испортить отношения», — объяснила Саша. В результате, говорит журналистка, проблема получилась «обезличенной».

Что делать?

Работать с мотивом и «снимать зажимы». «У каждого человека есть своя мотивация к анонимности, — говорит журналистка Д. из Калининграда. — Мы работаем именно с
мотивом. Если он несерьезный, и страхи человека от его неосведомленности, то герой бывает даже благодарен за то, что его просветили, сняли зажимы. И раскрывается». Журналист Андрей Мужщинский также говорит, что прежде всего пытается понять, оправдана ли анонимность, и объясняет человеку, что без конкретики в органах власти и надзорных органах можно получить только общую инструкцию, а не решение проблемы.

Не раскрывать подробностей, которые помогут идентифицировать человека, но рассказать про него так, чтобы в публикации он стал «живым». «„Это Коля. Он бывший наркоман. Сегодня Коля семьянин, служит в церкви и помогает в реабилитационном центре, поэтому просил скрыть его лицо, изменить голос и не называть настоящего имени“, — приводит пример Д. — Где же тут обезличенность?».

Не настаивать и допустить анонимность. «Каждый человек имеет право на защиту персональных данных, какой бы суперкрутой и потенциально популярной история не была», — считает Иван Финогеев. «Это типичная история нашего города, про который принято говорить „маленький, все знают друг друга“, — делится Саша Александрова. — Конечно, досадно, что текст обезличивается, но я с уважением отношусь к решению людей».

Ну и, конечно, не работать с полностью анонимными обращениями, когда имени человека не знает даже сам журналист. Андрей Мужщинский рассказывает, что несколько лет работал в газете, где редакция активно призывала читателей обращаться с вопросами и проблемами. Позиция у редактора была принципиальная — брать в работу любые пришедшие обращения. «Как-то мы получили анонимное письмо, где человек без имени и обратного адреса жаловался на управляющую компанию. Напечатали в рубрике „письма читателей“, — вспоминает Андрей. — Через пару дней позвонил директор этой УК — мол, что вы на мою компанию клевещите. А у редакции на руках — только письмо без имени и адреса. Далее ситуацию разруливал юрист».

Читайте также. Всегда ли анонимность героев допустима и оправдана? Спросили об этом коллег

Проблема: Обвинения в «заказухе»

Автор расследования «Золото Велса» Андрей Дербенев рассказывает, что такие «предположения»
высказывались редактору портала, на котором вышел текст. Он предполагает, что причина обвинений — «образ непогрешимого защитника природы», созданный вокруг директора заповедника. «Кто-то не захотел расставаться со своими иллюзиями», — поясняет Андрей.

Что делать?

Постараться переубедить и предложить рассказать свою версию. «Делаю акцент на том, что это не мои домыслы. Ссылаюсь на комментарии, ответы органов власти, надзорных органов. Предлагаю привести свои аргументы, которые опровергнут эти данные», — комментирует Андрей Мужщинский. Он считает, что такие обвинения — нечто вроде «защитной реакции». Саша Александрова подтверждает его тезис примером из своей практики. Как-то ее обвинили в «заказухе» после расследования о взаимоотношениях жителей северных районов и промышленников. Потом гендиректор компании признался — надо же было как-то ответить на публикацию, а другого решения, кроме как обвинить в работа по заказу, придумать не смогли.

Проигнорировать. «Меня не задевают такие обвинения. Я даю возможность высказаться всем сторонам. Кто-то ей не пользуется», — делится Андрей Дербенев. «Доказательства? Если их нет, могут идти лесом», — соглашается Иван Финогеев.

«Один из фигурантов как-то посчитал, что расследование сделано по заказу ФСБ. Ну и что? — недоумевает журналистка из Калининграда. — Значение имеет только факт судебного иска».

Порадоваться. Андрей Мужщинский рассказал, что однажды его обвинили в «заказухе» после того, как он представил в публикации другую сторону. Герой публикации, с подачи которого она и возникла, вероятно, хотел воспользоваться газетой, чтобы поставить на место конкурента, но, предполагает журналист, не подумал, что в материале может быть показана позиция его оппонента. «С тех пор считаю, что недовольство героев — вещь нормальная. Значит, ты свою работу делаешь хорошо», — комментирует журналист.

Проблема: Усталость от длительной работы

Расследования нередко затягиваются. Например, с момента, когда журналист Андрей Дербенев начал работать над темой золотодобычи, до публикации прошло больше года.

Что делать?

Переключаться. Андрей рассказывает, что параллельно работал над текстом для другого проекта — про энтузиастов, которые восстанавливают разрушенные храмы: «Съездил „в поле“, поговорил с хорошими людьми. Это придало мне сил». Иван Финогеев также рекомендует отвлекаться: «Есть куча других увлечений, дел, проектов, позволяющих вытащить из рутины».

«Назначить» себе финальную точку. Расследованием о незаконной рекламе на остановках Андрей Мужщинский занимался также больше года. Когда УФАС возбудило дело о нарушении антимонопольного законодательства, остановился: «Сделал этот факт точкой — мол, дальше в дело вступают надзорные органы и суды».

Дать тексту «отлежаться». Екатерина Малышева говорит, что иногда так поступает, а потом возвращается к теме — к тому моменту появляются новые «вводные», события развиваются, приходят ответы, выписки.

Стимулировать интерес. Калининградская журналистка Д. рекомендует вспомнить, что изначально зажгло на тот или иной проект.

Получать поддержку единомышленников. Работа выматывает особенно, если у тебя нет команды, считает Саша Александрова. С единомышленниками можно обмениваться мнениями и сверять взгляд на проблему, им можно делегировать обязанности. «Сейчас думаю над одним проектом, он обещает быть интересным, но для начала нужно найти хорошего напарника», — говорит Саша.

«Отпустить». Отношения с долгими расследовательскими текстами нередко проходят через стадии «Усталость», «Злоба» и «Ненависть», говорит Д. И «если статическое электричество от негативных эмоций накопилось», то текст надо выпустить в свет и «для себя закопать». «Серьезно. Раскручивание, продвижение, напоминание — все это пусть будет задачей других членов редакции. Иначе за подобную тему вы не возьметесь больше никогда в жизни», — считает автор.

Читайте также. «Нужно над текстом пострадать. Желательно несколько раз». Журналист Сергей Маркелов о том, когда пора писать материал и что делать с готовой версией

Проблема: Отсутствие реакции после выхода публикации

Отсутствие измеримого, понятного результата после выхода расследования — фрустрирующая проблема, которая может приводить к выгоранию и разочарованию в профессии. Почти все участники проекта «Право на город» обозначали ее.

«Особой реакции не было», — говорит Л., автор текста «Она утонула». «Пострадавшие, конечно, писали, благодарили. Но больше ничего», — делится другая наша собеседница, журналистка Саша Александрова. «Пока бурного развития тема не получила», — комментирует Ольга Седурина. На обращения автора расследования о берегозахвате муниципалитеты не отреагировали вовсе, а реакция Росприроднадзора и Министерства экологии была формальной. Реакция на расследование о золотодобыче ограничилась комментарием директора заповедника другому СМИ — он признал, что если золотодобывающая компания пролоббирует добычу в буферной зоне, то заповедник не сможет этому помешать.

Фрустрирует отсутствие реакции не только со стороны властей, но и со стороны тех, кого эта проблема касается напрямую. «Местные жители, если и возмущаются, то себе в кулак», — сокрушается калининградская журналистка. В Якутске команда попыталась организовать альтернативные общественные слушания, но ничего в итоге не получилось. «Думаю, причина в том, что люди готовы действовать поодиночке и небольшими группами, чтобы решить проблему конкретного дома — и только», — считает Саша Александрова.

Часть расследований всё же привела к результатам.

В Красноярске расторгли договор с АНО, которое незаконно зарабатывало, размещая рекламу на остановках общественного транспорта. Правда, дальше дело не пошло — щиты с рекламой остались на многих остановках. «В ответах на мои обращения администрация города говорит — мол, мы договоры расторгли, сказали общественникам убрать щиты. Но никаких мер к исполнению решения суда она не принимает», — говорит Андрей Мужщинский.

В Калининграде, неожиданно для автора, стали проявлять активность рыбаки. Один из них начал буквально «продавливать» интересы рыболовов. «Он вообще у нас деятельный! Собирает круглые столы, заседания... Как минимум, три уже провел. Подтянул других активистов», — рассказывает журналист. Пока активисту удалось достучаться до областной думы и правительства, губернатор подписал закон, запрещающий застройку побережья: «Это, скорее, популистский шаг, но команда рада и таким подвижкам».

В Пензе троллейбусное движение решили не ликвидировать — по крайней мере, пока. Даже закупили новые троллейбусы. «Главный урок: оказывается, возможен нормальный диалог с теми, против кого я раньше стоял с плакатом „фамилия, фамилия, вы оху(рисунок хвойных деревьев)“», — поделился соавтор расследования, активист Иван Финогеев.

Что делать?

Смириться и не ждать, что результат будет. «Если обществу не нужно [решение проблемы] — пока или на длинной дистанции — дело в состоянии общества, а не в некачественной публикации или работе журналистов», — считает Екатерина Малышева. «Это жизнь, каждую битву выиграть нельзя. Успокаиваю себя тем, что со своей стороны сделал все, что мог», — дополняет Андрей Мужщинский. «Мы говорим о журналистике или активизме? Если бы авторы фрустрировали над каждой своей публикацией, редакции бы загнулись, — уверена журналистка Д. — Репортер находится в постоянном информационном водовороте, неудачи, игноры, откровенное указание направления движения со стороны чиновников и антигероев — норма жизни. Отсутствие реакции и ощутимых последствий — примерно такая же неожиданность, как ежегодно наступающая зима. Журналист, скорее, радуется, если его информация что-то сдвинула с места. Но не может и не должен подменять задачу информирования миссионерством».

Передать тему активистам. В теме пензенского троллейбуса активисты были включены с самого начала. Расследование запустил и вёл журналист Евгений Малышев, затем он подключил общественников.

«Я присоединился последним, но постепенно Евгений делегировал мне полномочия „лидера расследования“. Наверное, потому что молодёжная организация, которую я возглавляю, начала поднимать шум по поводу ликвидации троллейбусного движения, запустила кампанию в его защиту, провела успешный сбор подписей. Плюс мне эта тема близка и важна. И я не привык бросать дело на полпути», — говорит Иван Финогеев.

После выхода текста он же занимался организацией альтернативных общественных слушаний, отправкой резолюции по их итогам в органы власти. Говорит, что публичные активности — круглые столы, пикеты, шествия — позволяют поднять волну ещё раз и напомнить чиновникам, что проблему нужно решать. На момент подготовки этой главы троллейбус в Пензе удалось отстоять.